Ваня несется к воротам, а Исаева поворачивается ко мне и мстительно шипит:
— Не надейтесь, что на этот раз вам все сойдет с рук, госпожа Савицкая!
Она гордо следует вслед за сыном, а во мне внутри будто взрывается динамит. Да как она смеет называть моих детей рецидивистами!
Набираю в грудь воздух и собираюсь выйти из-за Артура, чтобы заступиться за сыновей.
— Стоять, — громко произносит Тагаев и, видя, что Исаева не обращает внимания повторяет еще громче. — Стоять, я сказал.
— Вы мне? — удивленно поворачивает она голову.
— Да, тебе, — спокойно говорит Артур. — Ты сейчас вернешься и извинишься перед моими детьми.
— Хамло! — дернула плечом мадам. — Пошел ты знаешь куда?
— У Ивана есть отец? — поворачивается ко мне Артур, и я вспыхиваю как китайский фонарик, когда понимаю, что стою слишком близко. И что наши лица теперь тоже слишком близко.
Поспешно отступаю, пряча смущение, но меня выручает Рудольфовна.
— Есть, — делает она шаг вперед. Руки по швам, подбородок вздернут, глаза горят. — У Ивана есть отец.
Так и кажется, что Тагаев сейчас гаркнет: «Вольно, сержант!» но он лишь одобрительно кивает.
— Отлично. А кто он, случайно не помните? А то воевать с женщинами я как-то не привык…
— Павел Яковлевич Исаев, хозяин ипподрома.
— Городского ипподрома? Это который построен на земле, выделенной под стадион?
Рудольфовна вместо ответа недоуменно пожимает плечами, а я припоминаю, что одно время вокруг стройки ипподрома ходили подобные разговоры, но нам со Стефой тогда было не до муниципальных проблем.
Пять лет назад городской совет выделил землю под строительство нового стадиона, а спустя некоторое время на этой земле чудесным образом вырос новенький ипподром. Видимо, городу он оказался нужнее. Или горсовету.
Тагаев поднимает глаза к небу и совершенно по-мальчишески выдает радостно-восторженное: «Йес!» А я холодею и отступаю еще дальше.
Как бы фантастично это ни звучало, но я родила двух детей и одного клона. Клона Тагаева. Если Давид хоть раз скажет при нем «Йес!», вот так согнув локти и сжав кулаки, то только самый недалекий и слабовидящий не заметит их поразительного сходства.
Тревожно окидываю взглядом своих мальчиков. Те не выглядят испуганными или расстроенными, наоборот. Следят за Тагаевым, и в их взглядах сквозит затаенное восхищение. А еще надежда.
Артур снова листает на экране контакты. Он ведет себя так, будто Исаевой здесь нет вообще, а та, напротив, останавливается и озадаченно прислушивается к разговору.
— Владимир Борисович? Здравствуйте. Это Тагаев. Я обдумал ваше предложение. Да, согласен, — Тагаев говорит сдержанно, размеренно, а я вспоминаю, что Владимиром Борисовичем зовут нашего мэра и незаметно вытираю ладонью лоб. Кажется, не только я вспомнила, Исаева подозрительно бледнеет и сглатывает. — Иностранные инвестиции тоже будут. Только у меня условие. Сроки. Документы подписываем в ближайшие дни, я скоро улетаю. Не надо вам заседание совета, у нас уже есть земля. Та, что под ипподромом. Как куда? Снести к… — он смотрит на жмущихся к нему детей и вовремя тормозит. — К чертовой бабушке. За счет владельца разумеется. Или выкатываем ему иск за нецелевое использование земли. Демонтирует, куда денется. Ах, офисное здание еще? В аренду сдает? Ну придумаем что-нибудь, Владимир Борисович, придумаем. До встречи тогда, детали обсудим. Вы, главное, не болейте.
Артур отнимает от уха телефон. Он с удовлетворением смотрит на Исаеву, и провалиться мне на этом месте, если точная копия этого взгляда не буравит ее снизу. Данькин взгляд чуть более снисходителен и чуть менее уничтожающий. Весь в маму…
Исаева беззвучно, как рыба, открывает рот, а потом смотрит на меня чуть ли не с ужасом и вопросительно тычет пальцами сначала в детей, а потом в Тагаева.
— Что, правда? — у нее прорезается голос, и она беспомощно садится на уличную урну.
Я близка к провалу как никогда, но меня спасает, что Артур снова говорит по телефону, и я могу позволить себе гордо проигнорировать вопрос.
— Начинайте готовить документы, — отдает распоряжения Тагаев, — я даю согласие на долевое участие в строительстве стадиона. Свяжитесь с владельцем ипподрома Исаевым, пусть приступает к демонтажу конструкций. Скажите, Тагаев велел ему дома сидеть и заниматься воспитанием сына. Жену уже не перевоспитаешь, так что пусть хотя бы парня до ума доведет. Да, кстати, там у него еще офисный центр есть. Парковки сносим, землю отдаем ларечникам. Да что угодно пусть продают. Цветы, шаурму… Только чтобы доступ в офис перекрыли. Выполняйте.
Артур прячет телефон в карман и говорит, глядя поверх Исаевой.
— Все. Нет у вас больше ипподрома. И офиса нет, — он подмигивает Данилу с Давидом, и те радостно улыбаются в ответ.
До нее наконец-то доходит, что это не шутка. Бледная как стена, она встает с урны и понуро бредет к воротам. Не успевает дойти до калитки, как из сумочки раздается звук рингтона, и Исаева выуживает из нее мобильник.
— Пусечка… — беспомощно лепечет, — в садике, да. Ванечку забрала… С чего ты взял, не знаю я никакого Тагаева…
Как только она выходит за ворота, Артур сразу же теряет к ней интерес. И тут мимо меня проносится вихрь и впечатывается в его колени.
— Артур! Ты приехал, и мы идем есть мороженое?
Он ошалело разглядывает вихрь, оказавшийся моей дочкой. И его тоже…
— Старшая сестра! — восклицает он, а я…
Я явно перенервничала, и мое взбудораженное воображение разошлось не на шутку. Потому что мне кажется, будто Тагаев очень обрадовался Дианке.
Он присаживается возле нее на корточки, но тут же его лицо мрачнеет.
— Сегодня у меня вечером встреча, а вот завтра мы точно сможем пойти.
— Завтра не могу, завтра концерт, — грустнеет моя маленькая девочка. — Я пою.
— А я могу посмотреть? — спрашивает Артур, и на ее щечках вспыхивает румянец.
— Тебе правда интересно?
— Конечно, — очень серьезно отвечает Артур, — конечно интересно. Это же ты поешь! А сейчас мне надо отвезти маму…
— Маму? — сразу навострили ушки мои сообразительные детки.
— Вы возите маму? — переспрашивает Данил. Давид, не дождавшись ответа, с торжествующим видом смотрит на меня. И даже не думает скрывать ликование.
— Значит, мама замуж за Диму уже не идет?
* * *
Конечно, с его стороны было бы слишком самонадеянно думать, что эта красивая девушка с потрясающими кошачьими глазами ни с кем не встречается. Но наличие некоего Димы оказалось для Тагаева не то, что сюрпризом, а настоящим камуфлетом*.
И что теперь ответить?
Умом Артур понимал, что сказать: «Да, не идет», — он не имеет права. Просто никакого. Этим пацанам отец нужен как воздух, что уж говорить о маленькой принцессе Дианке. И вполне возможно, Дима как раз подойдет на роль…
Кого он обманывает? Дима подойдет разве что для похода в пешее эротическое, Артур это определил для себя, как только узнал о его существовании. Так что «Ну почему же, все может быть» отпадало на старте.
Тагаев лихорадочно перебрал в уме самые нейтральные варианты, но удачного решения так и не нашел.
А потому что его не было. Просто не было и все. Или Дима — а на его месте мог быть и Вадик, и Сергей, и даже Ипполит — или… он сам?
Тагаев снова вытер лоб рукавом. Сейчас просто необходимо стратегическое отступление. Он обязательно найдет правильное решение, подберет правильные слова… Потом. Когда на него не будут снизу вверх смотреть три пары зеленых глаз, полных ожидания и надежды.
И еще одна. Смотрящая исподлобья. Грозно и в то же время умоляюще.
«Не смей. Не смей этого делать», — очень красноречиво говорил этот взгляд. Тагаеву даже показалось, что где-то там мелькнуло: «Иначе я тебя убью», — но это вполне могло быть его разыгравшимся воображением.
Все правильно. Он не должен давать им надежду, не должен. Но что делать, если ему самому сейчас это важнее чем им?
Пройдет. Просто он слишком вошел в роль защитника и супермена. Пришел, раскидал всех врагов. И такая роль ему неожиданно понравилась.
